Прекрасный и грустный праздник на исходе лета… на исходе Его земной жизни. Осталось всего ничего. И лета, и дней до Голгофы. И никто ничего не знает, никто не понимает, смерть уже почти коснулась Христа, тень смертная легла на Его голову, но еще никто ничего, никто ничего…
Скоро по Евангелию — изжигающая и изматывающая Страстная неделя, потемки Тайной вечери, ночь Гефсимании и тьма Голгофы. И Преображение перед чередой этих событий — чистое, спокойное, как золотисто-розовые лучи заката Его земной жизни.
Мне почему-то кажется, что случилось оно вечером. Не знаю, почему. Может, потому, что в разгар дня под тамошним солнцем на Фавор очень тяжело подниматься.
А на закате сплелись бы воедино свет вечерний со светом невечерним.
Я очень люблю Преображение, этот праздник реальности и бытия, решительно разрывающий мару всего здешнего, ограниченного человеческими чувствами и восприятием, этот праздник истины и узнавания, узнавания не мозгами, не чувствами, а всем собой.
Тут-то и понимаешь, что истину возможно познать только собой всецело, одного разума или одной интуиции для этого недостаточно. Это то, от чего задыхается на Фаворе Петр, лепя несусветную чушь про шалаши, и как прекрасно, что это тоже вошло в Евангелие — эта потрясающая растерянность человека перед превосходящей его истиной, которую невозможно принять в себя и переварить — в которой можно только раствориться.
Конечно, на Фаворе преображается не Христос. Сила и слава, в которой увидели Его ученики, были с Ним всегда. Не Господь преображается-меняется — нет, глаза учеников ненадолго открываются, чтобы увидеть Его таким, каким должно видеть. В сияющей славе, ослепительной белизне, красоте, чистоте. Таким, каким через много-много лет увидит Христа апостол Иоанн, лицезрея видения Апокалипсиса.
Преображаются, скорее, ученики, на какие-то секунды получившие способность узреть этот свет, прикоснуться к истоку бытия. Это — откровение их глазам, сердцам и душам. Они видят Христа в Его подлинной славе. Они видят Христа Победителя. И слышат при этом разговор Иисуса с Илией и Моисеем о скорых муках и смерти.
Слышат… но не понимают, не укладывается пока в них это знание. «Что значит – воскреснуть из мертвых?» — шепчутся они между собой, спускаясь с Фавора. Я вот что-то сомневаюсь, что у этих слов в те времена было множество смыслов.
Мысль о смерти Учителя в них просто не вмещается; вот так, даже будучи подле Христа годами, можно жить в собственном уютном ненастоящем мирке. О Своей смерти Иисус говорит неоднократно, но даже на Тайной вечере они будут спорить о том, кто будет почитаться большим среди них. Только само Распятие взломает их сердца и головы. А пока что — «как это — воскреснуть из мертвых?»
Конечно, никому не надо говорить. Преображение — событие, которое можно понять лишь из послепасхального будущего. Сейчас оно и непонятно, да и не объяснимо. Захоти Петр, Иоанн, Иаков рассказать об этом оставшимся девяти — нарвались бы на сплошное недоумение. Хотя бы потому, что слова вряд ли подобрали бы подходящие.
Зато потом, увидев воскресшего Христа, они поймут, что было на Фаворе. Поймут, какого Христа они видели. Просиявшего до тьмы смертной. Прославленного до Креста. Воскресшего до смерти. Ибо для Него нет времени.
Преображение — это маленькая Пасха, это Воскресение до смерти, прорыв из здешнего бытия — в подлинную и безусловную реальность. Ту, которая не искалечена грехом, в которой нет дыр зла и провалов небытия. Вот здесь и отсюда берет исток всяческое бытие.
Именно поэтому Преображение одновременно невероятно просто и невероятно сложно для осознания. Преображение Христа на Фаворе настолько понятно, само собой разумеется и очевидно, что действительно — непонятно. Сознание не может его охватить.
Невозможно так же, как невозможно прямо смотреть на солнце — в глазах чернеет. Раздробленная грехом душа не в состоянии воспринять Бога лицом к лицу. А раздробленный язык не в состоянии этого описать.
Свет Преображения нельзя по-хомячьи запихать в норку сознания. Ему можно только всецело предстоять. Нет таинственности, нет лабиринтов, нет иерархии, иными словами — никакой эзотерики и семи покрывал тайн. Все просто — Бог есть, и источник жизни — в Нем. Но принять это – все равно, что стать лицом к лицу с Большим Взрывом.
В Преображении очевиден отблеск будущей Пасхи — как лишнее свидетельство того, что для Бога нет времени. Преображение — это обещание, которое уже исполнилось для Бога и вот-вот исполнится для нас, и преображенный Христос на пороге двух времен (которые для Него едины) беседует с Илией и Моисеем о том, как сбудется это обещание. Клялся Господь и не раскается.
Свет Преображения — сияние невиданной силы, пока сдерживаемое, пока только залог, но еще немного — и оно зальет мир в пасхальное утро, станет воздухом, которым мы дышим, теплом, которым мы греемся, жизнью, которой мы живем.
Дарья Сивашенкова
